Эльфийка засмеялась.
- Ну, раз ты так просишь...
Для неё это было внове. Взрослый мужчина настойчиво просит рассказать сказку! Может, зелье так подействовало? Лучиэнь заглянула в глаза волку. Просит...
- Я расскажу отрывок из летописи эльфийского народа. Мы пришли на Тол Ломеа с другого материка, где всё по-иному... И там  родилась красивая и очень печальная история.
Девушка помолчала, вспоминая, и заговорила.
- Рассказывается, что некий путник Берен приковылял в эльфийское королевство Дориат, поседевший и сгорбленный - так велики были его страдания в пути, но скитаясь летом в лесах, перед восходом луны он увидел Лютиэн, дочь Тингола и Мелиан, когда она танцевала на траве полян, и тогда вся память о перенесенных страданиях покинула Берена, очарование овладело им, ибо Лютиэн была самой прекрасной из всех тогда ещё юных эльфов. Она носила голубую одежду, и серые ее глаза напоминали вечер при свете звезд. Мантия ее была заткана золотом, волосы - темные, на лице ее сиял свет.
Но Лютиен исчезла, и Берен потерял дар речи, как околдованный, и долго блуждал в лесах, как зверь, разыскивая ее. В сердце своем он дал ей имя Тинувиэль, Соловей, и еще Дочь Сумерек, потому что он не знал другого её имени.
Когда-то в предрассветный час в канун весны Лютиен танцевала на зеленом холме и внезапно начала петь. И песня Лютиен разрушила оковы зимы, воды заговорили, цветы пробивались сквозь холодную землю там, где ступали ее ноги.
И тогда чары молчания оставили Берена, и он воззвал к ней, крикнув:
- Тинувиэль!
И эхо в лесах повторило это имя, а Лютиен остановилась в удивлении и не убежала на этот раз, и Берен подошел к ней, но когда она взглянула на него, судьба настигла ее, и Лютиен полюбила Берена, но все же ускользнула из его рук и исчезла в свете дня. И Берен упал на землю и погрузился в сон, как в темную бездну.
Очнулся он, холодный, как лед, и, скитаясь бесцельно, шел ощупью, как будто ослепленный, пытаясь схватить исчезающий свет.
Так начал Берен расплачиваться мучениями за уготованную ему судьбу, и Лютиен тоже попала ей в сети и, рожденная бессмертной, разделила с Береном его участь смертного. Свободная, она обрела его цели, и страдания ее превзошли все, что знал кто-либо из эльфов.
Но хотя Берен и потерял надежду, Лютиэн вернулась к нему, где он сидел во тьме, и вложила свою руку в руку Берена. С тех пор она часто приходила к нему, и влюбленные скрытно бродили в лесах всю весну и лето, и никто из эльфов не знал такой радости, хоть она была и недолгой.
Лучиэнь замолчала, вспоминая печальное продолжение. Арагон вряд ли знал историю и религию квенди, значит, что-то придётся изменить, иначе он не поймёт.

- Дальше - больше, - невесело улыбнулась Лучиэнь. - Но Даэрон, менестрель, тоже любил Лютиэн, и он выследил ее встречи с Береном и выдал их королю Тинголу. Тогда король пришел в ярость, потому что он никого так не любил, как Лютиэн, поэтому он в печали обратился к дочери, но та ничего ему не открыла, пока Тингол не дал клятву, что не убьет Берена и не заключит в тюрьму. Но он послал слуг схватить Берена, однако Лютиэн, опередив их, сама привела Берена к трону Тингола.
Тогда Тингол взглянул на него с презрением, Мелиан, мать Лютиэн, молчала.
- Кто ты? - спросил король, - явившийся сюда как вор, незванный, осмелившийся приблизится к моему трону?
Но Берен, охваченный страхом, ничего не ответил, поэтому заговорила Лютиэн:
- Это Берен, сын Барахира, могучий враг Моргота.
- Моргот - это злой чародей, который тогда представлял угрозу всему сущему, - пояснила Лучиэнь, чтобы не запутать Арагона.
- ...Пусть говорит Берен! - сказал Тингол, - зачем ты здесь? По какой причине оставил страну свою, чтобы войти в эту, куда вход запрещен?
Тогда Берен посмотрел в глаза Лютиэн и бросил также взгляд на лицо Мелиан, и ему почудилось, что кто-то подсказывал ему ответ. Страх покинул Берена, вернулась гордость древнего дома людей, и он заговорил:
- Моя судьба, о король, привела меня сюда через опасности, встретиться с которыми отважились бы немногие. Здесь я нашел то, что искал, и оно останется со мной навсегда, потому что цена ему выше золота, и серебра, и драгоценных камней! Ни скалы, ни сталь, ни могущество Моргота не смогут меня лишить сокровища, к которому меня влечет - твой дочери Лютиэн, прекраснейшей из всех детей Мира!
Молчание заполнило зал, потому что находившиеся в нем были испуганны и поражены. Они подумали, что Берен будет убит.
Но Тингол медленно заговорил:
- За эти слова ты заслуживаешь смерти, и она настигла бы тебя, не поторопись я с клятвой. Я сожалею о ней, низкорожденный смертный, научившийся в королевстве Моргота скрытно ползать, как его шпионы и рабы!
Но Берен ответил:
- Ты можешь предать меня смерти, но я не приму от тебя прозвища низкорожденного, как шпиона или раба. Кольцо, которое ты дал Барахиру, моему отцу, свидетельствует, что мой род не заслужил такого прозвища от любого из Эльфов, будь даже он король!
Слова его звучали гордо, и все взгляды обратились на кольцо, в нем сверкнули зеленые камни, творение мастеров страны Валинор. Это кольцо формой было подобно двум змеям с изумрудными глазами, и головы из встречались под короной из золотых цветов, которую одна поддерживала, а другая пожирала. То был знак  могучего Финарфина и его рода.
Тогда Мелиан склонилась к Тинголу и шепотом посоветовала ему умерить гнев.
- Потому что не тобой будет убит Берен. Далеко уведет его судьба, и все же она связана с твоей судьбой. Запомни это!
Но Тингол молча смотрел на Лютиэн и думал: "Жалкие люди! Дети маленьких королей и вождей на час! Будут тянуть руки к таким, как ты, и все же останутся в живых!" И нарушив молчание, он сказал:
- Я вижу кольцо, сын Барахира, и понимаю, что ты горд и считаешь себя могучим. Но подвигов отца, даже если бы он оказал услугу мне, недостаточно, чтобы завоевать дочь Тингола и Мелиан! Слушай! Я тоже желаю получить сокровище, в котором мне отказывают, потому что скала, сталь и огонь Моргота хранят камень, которым я хотел бы обладать больше, чем всеми силами королевства Эльфов. Я слышал, как ты сказал, что преграды, подобные этим, не пугают тебя? Что ж, отправляйся в путь! Принеси мне в своей руке Сильмарилл из короны Моргота, и тогда Лютиен, если пожелает, может отдать тебе свою руку. Тогда ты получишь мой драгоценный камень. И хотя в Сильмариллах заключена судьба всего нашего мира, все же ты сочтешь меня великодушным при этом обмене.
Так Тингол решил судьбу Дориата и попал в сети проклятия. А те, кто слышал эти слова, поняли, что Тингол сдержал свою клятву и в то же время послал Берена на смерть, так как ни для кого не было тайной, что еще до падения осады всех сил эльфийского народа оказалось недостаточно, чтобы хотя бы издалека увидеть сияние Сильмариллов, изготовленых мастером Феанором: ведь они были вставлены в железную корону и оберегались  превыше всех сокровищ.
Но Берен засмеялся:
- За малую цену, - сказал он, - продают короли Эльфов своих дочерей: за камни, за вещи, созданные искусством рук! Но если такова твоя воля, Тингол, я исполню ее. И когда мы встретимся снова, моя рука будет держать Сильмариль из железной короны, потому что не в последний раз ты видишь Берена, сына Барахира!
Затем он взглянул в глаза Мелиан, не проронившей ни слова, и попрощался с Лютиен, а потом ушел из Менегрота.
Тогда, наконец, Мелиан заговорила:
- О, король, ты измыслил хитрое решение! Но если мои глаза не утратили силу провидения, это обернется для тебя плохо, - все равно, погибнет Берен, исполняя твое поручение, или выполнит его! Потому что мы обречены - и твоя дочь, и ты! А Дориат теперь связан с судьбой более могущественного королевства!
Но Тингол ответил:
- Я не продаю тех, кого люблю и оберегаю превыше всех сокровищ, и если бы существовала надежда, что Берен вернется живым в Менегрот, он никогда бы не увидел свет небес, хотя я и дал клятву!
Лютиэн не сказала ни слова и с тех пор больше не пела в Дориате.

Эльфийка задумалась, рассказывать ли дальше.
- Ты не устал? - спросила она волка. Голос Лучиэнь успокаивал и усыплял, как всегда. Такая особенность здорово помогала в ремесле целителя, но она же мешала искуству рассказчика.

- Ты прав, это сказание печальное, но конец у него светлый, - мягко улыбнулась эльфийка. Она поставила локти на колени и подперла подбородок ладонями. Но смотрела не на волка, а куда-то вдаль, будто не видела ни стен, ни леса, ни пролива, а взор её сквозь туман уходил далеко-далеко в прошлое.
- Я расскажу короче. Уйдя из дворца Менегрота в Дориате, Берен бесстрашно пробрался во Вражью крепость, но попал в плен. Тогда Лютиэн, хрупкая, нежная девушка, до того не знавшая печалей, в одиночку отправилась за любимым и, сойдясь в поединке с Врагом, победила его... своим голосом, ведь не зря Берен прозвал её Соловьём. И отворились двери темниц, и все узники вышли на волю... Среди них был и Берен. Сказители расходятся во мнениях, что было дальше. Одни говорят, что в тот же день Берен и Лютиэн сорвали с Врага венец с Сильмариллами, и один из них стал свадебным выкупом, поднесённым Тинголу. Другие утверждают, что это случилось позже, после других невзгод... Итак, Тингол отпустил дочь со смертным. Но случилось так, что Берен сошелся в схватке с волколаком - и умер на руках у Лютиэн.
Эльфийка замолчала, и что-то омрачило её лицо, однако вскоре она улыбнулась.
- Но она избрала смертную участь, чтобы последовать за ним по сторону смерти; и, говорят, они всё-таки встретились за Нездешними Морями, и, взявшись за руки, побрели по тамошним луговинам. Берен и Лютиэн, смертный и вечноживущая - они не сделали различия между собой, они просто были счастливы. И ничто не смогло разлучить их. Видишь? Конец светел, - эльфийка улыбнулась тепло и как-то радостно. Она надеялась, что на душе Арагона станет легче...
- Может, песня на эльфийском развеет твою грусть?

- Зелье действует около суток, - ответила Лучиэнь. - Однако будет лучше, если я останусь с вами. Мало ли что случится... Придти кто-нибудь может. Не беспокойся, я совсем не устала.
В силу природных особенностей эльфийка могла долго не чувствовать потребности в отдыхе. Конечно, после половины дня в Карасе сон не мог помешать (хотя бы для успокоения души), однако Лучиэнь легко от него отказалась ради оборотней.
Кстати о них... Хорошо, что мориквенди спит. Я всё-таки опасаюсь его. Не верю, чтобы убийца так быстро раскаялся.
- Лекарства редко бывают вкусными, не то что яды. Это как правда и ложь, - философски заметила Лучиэнь, пару раз пробовавшая вместе с отцом быстродействующий яд. Лиррен, конечно, сразу давал противоядие, но ощущения всё равно непередаваемые. Сладость, а потом - судороги и боль.
- Тебя что-то тревожит? - девушка всмотрелась в глаза волка. Обычно во взглядах оборотней чувства читаются несравненно легче, чем у людей. И опять некое ощущение непорядка пришло к целительнице.

Лицо эльфийки вытянулось - она не поняла слов волка. Агрессивно... неистово... почти синонимы. Может, Арагон не хочет говорить? Нет, он же начал. Может, не умеет подобрать слов? Возможно. Если так, то ему действительно тяжело, и Лучиэнь должна попытаться помочь.
Если я скажу, что виновата звериная сущность - я солгу. Это был Арагон. И он тоже знает.
Девушка заговорила спокойно, вдумчиво:
- Мудрецы говорят, что важен не столько поступок, сколько результат, и что многое из содеянного можно поправить. Если ты действительно виноват - заслужи прощение, - а ладонь опустилась на голову волка. Эльфийка использовала свой дар - залечивать и душевные раны. Нет, Арагон не забудет - ему всего лишь будет проще, и совесть перестанет грызть так сильно.
Заметит или нет? Вряд ли... Советом-то я не помогу, так хоть этим... Эльфы живут так долго, что могут провести десятки лет в уединении, обдумывая. А людская жизнь слишком мимолётна.

Эльфийка продолжала держать ладонь на голове волка и вслушиваться в его слова.
Хмм, это серьёзно... Я даже не знаю, что сказать.
Живя в лесном селении эльфов, знания приобретаешь неспешно. Лучиэнь же в последние годы обучали быстро, бегом, только бы успеть. Успели. Теперь она училась самостоятельно. Но вот вести задушевные беседы, быть психологом, понимать души Лучиэнь только предстояло научиться.
- Я могу только повторять: заслужи прощение, - спокойно и ласково проговорила эльфийка. Она и вправду не знала, что ещё посоветовать. Гораздо старше Арагона, Лучиэнь духовно была его младше. Или просто неопытнее?
Да, успокоительное не помешает им обоим. Компонентов осталось много.

Эльфийка пожала плечами.
- Всегда пожалуйста. Это моё призвание... - в голосе слышались задумчивость, рассеянность и радость - потому что Арагону она помогла. Нет лучшей оплаты для целителя, чем благоденствие тех, кто обратился к нему за помощью. А волк пришёл именно за ней - хотя, может, и отрицал это.
- Марго? Не упрямей тебя, - девушка усмехнулась в ответ. - Ты горы свернёшь, если захочешь.
И только попробуй не захотеть!
- Нет, я буду бодрствовать, даже не пытайся меня уговорить. А ты - спи спокойно.
Просидеть остаток ночи на табуретке - перспектива не радужная, наоборот, но эльфийка не жалела. Она сама выбрала путь - к чему жаловаться? А искать удобства, нежить тело... Пусть этим занимются городские аристократы, уставшие от интриг. Лесной целитель неприхотлив и часто забывает о себе ради больных - это ёго удел.
Ещё я боюсь Салва. Вдруг он солгал? Увидит меня спящей - не удержится от соблазна довершить начатое. Как с барсом, так и с дроу мне не справиться.

Действия Арагона повергли эльфийку в шок. Обычно ей не перечили; если она говорила, что идёт одна - никто не сопровождал, если хотела провести ночь без сна - никто не уговаривал  прилечь. Арагон же без лишних церемоний спихнул её с табуретки на кровать.
- Ну, если ты настаиваешь...Спасибо - она снова улыбнулась, теперь - виновато и благодарно. Действия волка были похожи на поступки родителей или старшего брата - они всегда видели в Лучиэнь маленькую беззащитную девчушку, пусть и талантливого целителя.
Вдруг девушка наклонилась к самому уху волка и прошептала так тихо, чтобы слышал только он:
- Будь осторожен. Мориквенди пытался убить меня сегодня в порту, - и чуть громче: - Спокойной ночи.
Девушка расшнуровала сапоги, поставила их на пол и легла, укрывшись покрывалом. Против её ожиданий, сон пришёл мгновенно: Лучиэнь даже не дождалась ответа Арагона. Провалилась в сладкое и чуткое забытье - оказывается, оборотень лучше всех понял, как необходим эльфийке сон.